О некоторых современных собственно литературных во - Страница 6

Задача наша нам уяснилась. – Искусство не довольствуется отрицанием себя как общего до особенности, и определяет себя только до форм своих (только до внешности), – оно идет далее и выражает себя в произведении отдельном, доходит до единичности. Во Франции искусств остановилось на степени особенности; на этой степени искусство выражает себя в форме национальной песни (где нет ничего единичного); во Франции есть песня, и только песня есть единственная форма ее поэзии, ибо она тольк есть соразмерное выражение поэзии на определенной степени особенности, поэзии национальной. Остальная же литература есть собрание произведений не поэтических, ибо поэзия здесь уже не есть отражение национальной жизни и должна явиться в произведениях самих по себе значащих, чего нет во французской литературе, которая вся вышла из состояния национальности, и, следовательно, во всей в ней видна только претензия на истинную художественность. Может, мы нашу мысль не представили еще здесь надлежащим образом ясно. – Ниже, говоря о народности, мы изложим ее удовлетворительнее и определеннее, и тогда самое теперешнее заключение получит еще большую ясность.

Вслед засим представляется нам следующий вопрос: почему французы, народ, заключенный в тесной форме национальности, мог иметь такое сильное влияние своим языком, нравами, литературой и вообще направлением? Постараемся ответить на этот вопрос.

Развитие бесконечного духа совершается в конечных явлениях; вечная идея является в беспрерывно преходящих образах; закон необходимости действует в сфере случайности. Эта преходящая случайность сама есть одно из необходимых условий общей жизни и, будучи сама в себе совершенно произвольна, не подчинена никакому закону, она сама является как закон, как одно из необходимых различий духа, являющегося вовне. – В Истории видим мы развитие идеи, беспрестанно выражающейся в кругу явлений случайных, которые сейчас уничтожаются и исчезают, выполнив свое назначение; но та степень развития, на которой случайные явления сами для себя преходят, но необходимость их, но случайность, говоря вообще, остается как одна из различий вечного духа, без чего бы не было тоталитета. История является во временах преходящих, для которых настоящая минута есть минута высшая; всякое определение, которое принимает идея в развитии, является как настоящее, как то, что есть случайность, через которую выражается она в настоящем, исчезает; но так как это определение есть только степень, а не истинное, то оно и исчезает как настоящее, и является в ходе развития мысли как необходимый момент его; отсюда уже видна необходимость случайности. Необходимый момент в своем настоящем проявлении разнообразится до бесконечности пестротою ему покорной случайной современности. И так как, с одной стороны, находим мы, что всякой момент истории есть необходимый, так, с другой стороны, видим мы, что всякой этот момент является в сфере современной случайности, которая в одно время делает его настоящим и потом, исчезая, уничтожает это как настоящее, как само для себя истинное, как непреходящее, и становит таким образом его моментом истории, необходимым как момент. Рассматривая какое-нибудь историческое время в его необходимом значении в отношении к развитию, мы видим, что все, даже самая одежда, выражала современную идею. Как согласно было с пластическим миром греков их одеяние, столько выгодное для скульптуры, эта туника и эта мантия, свободно упадавшая около тела, не представлявшая сама для себя никакой формы; форма давалась им изнутри самим телом, около которого свободно падала она различными складками, Уплотняясь, обрисовывая при каждом движении контуры тела. – Как много говорит нам железный наряд рыцарей средних веков: опущенное забрало, меч крестом, сталь. народ необходимо соприкасается с мыслию современною, является в случайности, и ничто, как народ, так не разнообразится, не пестреет в ее сфере, ибо народ есть выражение самое высшее.

Случайность (как мы уже сказали), явления которой своему существу не должны изменять, есть необходимость, закон. И эта необходимость, и этот закон, который задержать есть произвол, закон, сам в себе заключающий отсутствие всякой необходимости, – есть Мода. Это случайность, понятая как необходимость. Этот общий закон, смысл которого есть совершенный произвол, закон, который внутри самого себя, в своих проявлениях, заключает совершенную свою нечеткость, прихотливость явления, – есть Мода. Мы употребляем это слово, большею частию ограничивая круг его значения нарядом, и точно: нигде Царство Моды не является в таком полном блеске, во всей своей пестроте как в наряде, потому что, как мы выше упомянули, наряд всего более есть выражение внешнее.

Но Мода простирается на все, что только проявляется. Случайность есть общее условие для всех времен и расстояний. Франция есть по преимуществу представительница Моды: она схватила только эту сторону жизни, и на этом основывается ее могущество, ибо – как Мода, вторгается Франция всюду, и на этом общем для всех народов условии жизни основывается ее всеобщее влияние. Но Франции развивает только моду, она представляет только одну эту сторону. Мода есть единственная сфера ее понятия, и во Франции все подчинено ее владычеству.

Мы должны пояснить наши слова, сказанные нами о случайности; всюду она необходимое условие, но есть область духа, от него свободная, где уж не простирается владычество Моды; это та область, в которой бесконечный дух выражается уже в бесконечной форме, – область Искусства, Религии и Философии. – Народ тогда только освобождается от оков национальности, когда сознает себя в этих высших сферах, все прочие определения, какие ни принимает он, – все обращаются в кругу случайности самая форма государства, ежели мы уже станем употреблять это название, не считая необходимым для него условием высшую область духа, самое государство не освобождает еще человека от бренного преходящего, от всего горького, земного, он все еще в юдоли слез.